Следствие – это причина, раскрывшаяся во времени…
Эпилог
«Поклон тебе, читатель дорогой. С прискорбием душевным сообщаю, что точку я в истории поставил… Так почему с прискорбием? Изволь, я объясню. Жизнь – удивительная штука, её ирония безжалостна ко всем. А применительно к держателю сего пера она иглой авантюриста в чистейшем хлопке бытия на пяльцах мудрости картину создала. Хотя как знать?.. В отличие от многих остальных мне посчастливилось проникнуть в нечто «там», откуда нет возврата априори ни человеку, ни животному, ни разуму с его блуждающим воображеньем, и осознать тончайший мир, который сверху точно как и снизу. За каждой буквой, выведенной твердою рукой, стоит секрет основы мирозданья. Интерпретировать его невероятно сложно. Слова, как полотно вуали, окутывают знания невидимого мира и суть вещей, лежащих за пределами того, о чем в своем воображении вы мысленно дотронуться готовы. Для вас, живущих в мире, где форма и материя едины, нет места постулату, что мир – иллюзия! Как трудно разуверить в том… Как жутко осознать, что время и пространство лишь объективны в вашем грубом мире и субъективны относительно других миров: что тоньше, выше, ниже, но… там же, где и ваш. Так парадокс? О нет. Дуальность мирозданья. А значит, жизнь – совсем не то, что вы привыкли видеть и ощущать? Судите сами. Я даю понять: вы пешки и проекция того, что происходит на доске игры Его, в Его кино. Кого? Не понимаете? А мне смешно…»
Пролог
– И как тебе сценарий, Повелитель? По-моему, недурно для того, кого отправили на ПМЖ так глубоко, что и не видно никого.
– Как тебе сказать? Смотря что ты пытаешься мне доказать?
– Доказать?! Правитель, могу ли я такое дерзновенье? Я просто спрашиваю твоего решенья позволить мне всю правду рассказать.
– О чем?
– О том, что в мире А–сия вся жизнь – игра, и люди в ней актеры. Свобода выбора, конечно же, дана, но выбор этот затерялся в струнах бытия. Он объективен только для того, кто и не ведает о провидении величья Твоего. Создания – авантюристы априори, и выбор этот им ножом по воле. Для разума в том мире места нет, воображением живет весь этот свет. Хотя и света в нем уж нет… А смысл жизни, как и цель творенья, утрачены в процессе вожделенья.
– О ревностный охранник тьмы! Ты видишь только то, что прямо перед носом, поэтому так много тут вопросов. Прими ответ. Создания, живя в дуальном мире, играют на весах судьбы реальностью двух факторов. Им имена я дал: один – «возможность совершенства», другой – «основа недостатка». Из этого и делают они реальный выбор свой, вкушая плод добра иль зла по разрешению ума. Вот так устроен тот, кто в мире А–сия живет. Я дал созданиям прекрасный разум, чтоб распознать, где истина, а что есть ложь. И научил победу над «хочу» добыть могучим «надо». И знай, придет момент, когда дуальный мир захочет жить без бед.
– Опять добро и зло. Как выглядит оно? Или они? Каков источник сил таких? Один или же много их?
– Вопрос по существу. Ответ необычайно прост: услышь меня – и все поймешь. В дуальном мире добро и зло исходят из источника единого! Нет зла отдельно от добра. Как нет понятья «тьма», есть истина – сокрытье света. Пример из мира А–сия: из дерева куска получится дубина для убийства или ножка для стола. Зависит все от выбора ума. В идеале трансцендентной силе, нейтральной по природе, нельзя возможность дать из качества добра преобразиться в сгусток зла.
– Правитель, ты хочешь убедить меня, что мир, тобою созданный, лишь для добра? Ну так отправь меня туда. Мне нужно ровно два часа, в причинно–следственной обители пробыть и трем героям выбор предложить, затем устроить им проверку: уверен, что они провалят всё, об этом я сниму кино. Потом тебе почтенно изложу, что все создания Твои порочны. В любое время отправляй меня. Я докажу, что все творенья – эгоисты и нет в них места для добра, они и есть зачатки зла…
1.
Александровский парк не единственное место в городе Черкасск, где можно пройтись по тенистым аллеям густых каштанов или насладиться журчанием воды из городского фонтана. Поглазеть на девочек в коротких юбках, идущих из общежития в институт, или выгулять собаку, не опасаясь наткнуться на вбитую в землю табличку с надписью: «Выгул животных запрещен». Таких мест в городе полно, особенно летом, когда все утопает в зелени, а прохладный ветерок от речки Тузовка наполняет тело и душу умиротворением. Все в этом парке – как в любом другом: и деревья, и трава, и люди… Хотя постойте. Есть один персонаж, сидящий на скамеечке возле фонтана в виде лебедя и внимательно смотрящий на журчащую воду. С виду обычный человек, только одет странновато. Не то, чтобы не по сезону, хотя приличный шерстяной костюм черного цвета в белую полоску и черная рубашка с черным галстуком не самое удобное одеяние в тридцатиградусную июньскую жару. Дело даже не в этом – дело во взгляде персонажа. Именно этот взгляд не дает определить возраст коротко стриженного седого мужчины спортивного телосложения. Надень он темные очки, сразу можно сказать: сорок пять – пятьдесят лет, но… глаза. Бездонные голубые глаза, которые при внимательном рассмотрении оказывают на постороннего человека сильнейшее психологическое воздействие. Когда смотришь в них, кажется, что глаза могут поведать тебе историю мира со дня его основания. Их взгляд задумчив и живёт отдельно от тела своей духовной жизнью. Глаза, не моргая, кажется, вечность, проецируют в мир силу духа своего хозяина, выводя из потенциала разума невероятную мощь сознания…
– Дядя, дай закурить…
Глаза моргнули. В них промелькнуло скрытое недовольство от прерванного мыслительного процесса.
– Слышь, дядя! Глухой, что ли? Я говорю: курево есть? – рыжий здоровенный детина, переросток лет семнадцати, прервал умственную деятельность импозантного мужчины, заслонив своей тучной фигурой городской фонтан. От парня пахло свеже-выпитым пивом и, судя по нагловатому поведению, этой свежести он употребил немало. На соседней скамейке метрах в десяти от детины сидело еще двое молодых людей, которые, подбадривая товарища, кричали громче, чем было нужно.
– Колян, и на меня стрельни сигаретку.
– И на меня, Колян. Да всю пачку возьми, он себе еще купит, пугало полосатое.
Пьяная двоица с ехидной улыбкой подбадривала своего побратима. Самое интересное, что на лавке между собутыльниками лежала почти полная пачка «Нашей марки». Дело, скорее всего, было не в сигаретах. Просто завсегдатаев этого места удивило присутствие хорошо одетого мужчины в лакированных туфлях вблизи их месторасположения и взбесило его спокойное поведение. Идя по жизни с девизом, что страх – высшая форма уважения, захмелевшая молодежь совсем утратила чувство осторожности. А зря…
– Стрельну–стрельну, пацаны. Дядя глухой, похоже, – пробасил детина и нагнулся к мужчине, заглядывая в глаза и поглаживая пухлой рукой могучий затылок. – Курево есть, фраер?
Мужчина чуть приподнял подбородок и внимательно, как бы с сожалением, осмотрел стоящего перед ним громилу:
– Хотите сыграть в игру? – губы мужчины почти не дрогнули, но предложение прозвучало довольно громко.
– Че? – опешил верзила. Отрыжка и икота одновременно вырвались из его рта, а выпученные глаза уставились на собеседника.
– Предлагаю вам сыграть в игру, молодой человек. Я загадаю вам загадку и, если вы её отгадаете, то получите вот это, – мужчина извлек из нагрудного кармана шикарный золотой портсигар, испещренный надписями на непонятном молодому человеку языке, и раскрыл его, демонстрируя громиле полный «патронташ», заправленный папиросами «Герцеговина Флор».
– Мои любимые. Прямо от сердца отрываю. Портсигар в придачу – золото высшей пробы.
Глаза громилы загорелись недобрым блеском. На соседней скамейке стало тихо. Обладатель могучего затылка обернулся, посмотрел на друзей, подмигнул им. Затем окинул взглядом пустынную алею и, повернувшись к седому мужчине, выдохнул прямо в лицо:
– Давай, фраер, загадуй свою за-га-ду-лю.
Скамейка в этот момент опустела. Товарищи быстро встали, отрезая мужчине пути к отступлению. Было понятно без лишних слов, что портсигар с его содержимым – дело уже решенное и его преемственность совсем не зависит от разгаданной загадки. Но… что-то удерживало здоровенного детину от принятия молниеносного решения по экспроприации золотого достояния. Посему он с нетерпением повторил:
– Загадуй, дядя. Не тяни кота за…
– Мужчина улыбнулся кончиками пухлых, красиво очерченных губ на гладко выбритом лице и, совершенно не обращая внимания на передислокацию собутыльников рыжего детины, закинув ногу на ногу, произнес:
– Загадка простая. На крыше, рядом друг с другом, сидели три воробья. Хулиган мальчишка прицелился из рогатки и сбил одного воробья, который без чувств упал на асфальт. Внимание, вопрос: сколько воробьев осталось на крыше после того, как один упал и умер?
Рыжий детина растянул в улыбке губы. Все оказалось проще, чем он думал. Этот лох загадал загадку, на которую даже он, прогуляв все уроки по математике и оставшись из-за этого ненавистного предмета на второй год, может дать правильный ответ. А это значит, что золотой портсигар уже в его кармане.
– Два! – Выпалил верзила и протянул руку к мужчине. – Гони портсигар, фраер.
Мужчина улыбнулся. Достал из портсигара папиросу, размял в руках и протянул собеседнику, который автоматически принял её.
– А…– протянул верзила. – А портсигар?
Кулаки говорящего сжались – подельники по краям лавки напряглись.
– Не спешите, уважаемый. Всему свое время. Мир причинно-следственный. Ваше от вас не убежит, это я вам обещаю. То, чему суждено произойти, обязательно произойдет…
С этими словами мужчина извлек из другого нагрудного кармана красивую золотую зажигалку, инкрустированную драгоценными камнями. Зажег ее и протянул руку, чтобы его могучий собеседник прикурил.
Верзила как завороженный посмотрел на еще один предмет, который, безусловно, тоже скоро станет его трофеем, и прикурил.
– К сожалению, курение убивает, мой друг…
–Че? – скорее автоматически, чем с присутствием смысла в вопросе произнес верзила.
– Я говорю, что курение — очень вредная привычка, от нее люди умирают. А хамы вроде вас в первую очередь.
Проговорив это, мужчина неожиданно для собеседника резко встал — и выпрямился прямо перед носом прикурившего, который от неожиданности поперхнулся дымом и закашлялся.
А мужчина как ни в чем не бывало продолжил говорить, повышая голос до металлических нот, чтобы слова звучали громче кашля поперхнувшегося.
– Вы неправильно отгадали загадку, молодой человек.
– Кхя, кхя. А… Помогите. Дышать не могу…
– После того, как хулиган мальчишка подстрелил одного воробья, на крыше осталось не два воробья, а… ни одного воробья. Потому что остальные, испугавшись, разлетелись в разные стороны.
Рыжий детина упал на тротуарную плитку. Лицо его посинело. Он уже не кричал, не просил о помощи. Он судорожно пытался схватить воздух посиневшими губами и с ужасом глядел в глаза собеседнику.
– Причина и следствие. Всё как всегда. Ничего не меняется, – мужчина нагнулся к корчащемуся в предсмертных судорогах верзиле и поднял валяющийся рядом дымящийся окурок папиросы. – Курение убивает.
Через минуту судороги прекратились, и лицо рыжего громилы приняло смертельно синюшный оттенок.
– На крыше, рядом друг с другом, сидели три воробья. Хулиган мальчишка прицелился из рогатки и сбил одного воробья, который без чувств упал на асфальт, – мужчина повернулся и посмотрел в глаза ближайшего молодого человека. – Внимание, вопрос: сколько воробьев осталось на крыше после того, как один упал и умер?
Не прошло и двух секунд, как возле фонтана остался стоять импозантный мужчина в черном костюме в белую полоску, наблюдающий зигзагообразное бегство собутыльников рыжего громилы в сторону центральных ворот Александровского парка.
– Правильно, нисколько. Два оставшихся воробья испугались и улетели. Вот в чем разница между точной наукой и реальной жизнью в этом искусственном, материальном, дуальном мире…
Мужчина нагнулся над бездыханным телом громилы, пощупал пульс и, убедившись в его отсутствии, с сожалением покачал головой.
– Нельзя так бездумно относиться к свободе выбора, Николай. Авантюра –-очень опасная игра. Выбор всегда проходит по линии фронта: между духовностью разума и материальным началом человеческой природы. Не получится просто жить, уходя от выбора, заменяя его предпочтениями, – это путь в никуда. К сожалению, свой выбор ты сделал… Результат предсказуем: курение убивает. Ну да оставим нашу дискуссию до лучших времён. Думаю, в вашем состоянии вы меня не способны воспринимать адекватно.
Еще раз покачав головой, мужчина подошел к урне, вокруг которой лежали покрывшись недельной пылью, десятки «бычков», затушил об неё тлеющий окурок и выбросил его в совершенно пустое нутро мусоросборника.
– Бардак.
Как только силуэты собутыльников Коляна скрылись за воротами парка, импозантный мужчина в костюме поднял ивовый прутик, лежащий рядом с телом покойного, и написал на земле: «Дубль один…». Затем отбросил прутик, резко встал и направился в противоположную от центральных ворот парка сторону, туда, откуда доносилась веселая музыка и слышался громкий хохот, указывавший на наличие питейного заведения в непосредственной близости от школьной игровой площадки и детского дома.– Два часа, наверное, даже много. Пяти минут не прошло, а создания проявили своё истинное лицо. Первый актер роль сыграл безупречно, сценарий писать не нужно, прогнозируемо до мелочей. – Импозантный мужчина в костюме улыбнулся и ускорил шаг.
2.
Лейтенант полиции Сивцов Андрей Павлович долго не мог найти на рабочем столе материал по факту кражи кустов крыжовника с дачного участка гражданки Пелогеевой. Пыхтя как паровоз и вытирая пот со лба худого лица, Сивцов, как боксер-легковес, перемещался по кабинету, проверяя ящик за ящиком, то и дело ударяясь непомерно длинными ногами об острые углы близко поставленных рабочих тумбочек. Форменная одежда, нуждающаяся в стирке, висела на нем как на «плечиках» и явно была размера на два великовата.
– И на кой ляд эти кусты кому-то сдались? Фадеев Степа… друг, называется. Выехал на место в составе дежурной группы и собрал материал так, что хрен откажешь. Ну написал бы в протоколе осмотра места происшествия, что «не предоставляется возможность определить», были ли тут вообще кусты крыжовника, а может, крапива росла. Так нет. Описал так, что комар носа не подточит. И даже фото Пелогеевой приложил, как она с внуками на фоне этих треклятых крыжовников позирует. Ясень пень, территория не его, он только «заяву» принял. Корячиться-то мне. Сука…
Сивцов смачно сплюнул в открытое окно, выходящее на закрытую территорию отдела полиции, и прислушался, отсчитывая секунды, попадет плевок с высоты третьего этажа на голову прапорщика Самсонова, водителя начальника отдела, свиньи законченной, или нет. Через пять секунд, не услышав злобного рева «что за скотина харкается», Сивцов с сожалением опять вернулся к поиску материала.
– Пора валить из уголовки. Второй год работаю, а понта ноль. Ни бабла, ни каких тебе преференций. Территория — садово-дачное хозяйство. Жуть полнейшая. Каждый день сумасшедшие бабушки табуном валят. То наркоманы забор украли и на чермет сдали. То телевизор «Горизонт», подарок бабушке от её прабабушки, из окна дачи вытащили, а теперь ещё и кусты крыжовника… Ага, вот и он.
Сивцов пробежался глазами по страницам материала и повторил :
– Сука.
Скорее всего сказанное предназначалось оперу, выехавшему на место преступления и собравшему первичный материал проверки, а вторичный плевок в окно уже без «ожидании чуда» полностью подтверждал, что настроение лейтенанта было испорчено надолго и дежурство, на которое ему заступать через час, будет нервное.
Час спустя Сивцов получил табельное оружие в оружейной комнате райотдела номер один и заступил в составе суточного наряда на дежурство, моля Создателя, чтобы тот послал ему супернераскрываемое преступление, совершенное на территории капитана Фадеева. И Создатель услышал его просьбу…
– Сивцов, ты? – проголосила телефонная трубка голосом дежурного по ОВД.
– Я, товарищ майор.
– Собирайся. Два полоумных заявляют, что в городском парке «мокруха».
– В парке?! Офигеть!
– Ты что радуешься, Сивцов, давай бегом вниз! Машина с участковым и свидетелями уже ждет. Проверишь на месте и, если есть следы насильственной смерти, вызывай прокурорского работника и «труповозку». Живо!
– Есть, товарищ майор, – Сивцов положил трубку. – Ну держись, Степа. Парк – это твоя территория обслуживания. Даже если жмурик от передоза отошел в мир иной, я тебе такой материал соберу – год отказывать будешь.
Сказано – сделано…
***
Двадцать минут спустя машина УАЗ с полицейской символикой подъехала к центральным воротам Александровского парка, и группа людей во главе с оперуполномоченным Сивцовым выдвинулась пешим порядком к месту, на которое дрожащим пальцем указывал один из очевидцев преступления:
– Вон туда, товарищ лейтенант. Вон там он Кольку…
– Чем? – спросил Сивцов свидетеля, от которого несло пивом и соленой рыбой.
– Дак чем… Я же говорил. Он как встал – и гырк на него. А Колька упал и не дышит.
– Какой «гырк», товарищ? Он его ударил? Или ножом пырнул? И как он выглядел вообще? – опер продолжал опрос свидетеля, двигаясь в указанном направлении.
– Да нет, наверное.
— Так да, нет или наверное? – уточнил с издевкой полицейский.
— Нет, ножа не было… Вроде. Я же говорю, Колян у него закурить попросил, а он как встал – и гырк на него. И еще загадку какую-то загадал. А Колян упал и умер. Как выглядел, не помню. Фраер такой. Щеголь. Старпер лет пятидесяти. Костюм черный, моднявый, в полоску.
Про портсигар и золотую зажигалку Коля по понятным причинам умолчал.
– Пипец. Тебя как зовут, свидетель? – Сивцов начинал злиться, так как ничего не понимал из словесного потока захмелевшего повествователя.
– Тоже Колян.
– А друга твоего тоже Колян? – и Сивцов кивнул на отставшего позади собутыльника.
– Егор.
– Так вот, Колян. Тебя случаем не «белочка» посетила? Какая загадка? Какой «гырк»? Ты толком сказать можешь, что произошло?
– Толком – могу… – Проглотив слюну и икнув, пробасил свидетель и высморкался, приложив палец к ноздре. Затем вытер руку о синие джинсы и, наморщив лоб своей бритой головы, повторил: – Могу… Токо не пойму, чё вы не поймете, товарищ лейтенант. Короче, щас пройдем вот к тому фонтану, сами все увидите. У меня уже язык устал столько букв говорить. Глазами глядите.
Действительно, Колян и Егор не врали. Возле фонтана уже толпились зеваки с телефонами в руках, снимая мужчину, лежащего у лавочки, и тут же выкладывая видео в социальные сети. Позвонить в милицию или «скорую» никто не собирался, это потом. Главное – первым выложить селфи и подписать типа: «Мементо мори…».
– Так, всем отойти от трупа, но не расходиться. Сейчас участковый Зайченко снимет с вас показания… Эээ. Э… А ну стоять, куда побежали? Граждане! Стоять, я сказал! Вот чмыри. Зайченко, а ну лови хоть кого.
– Ага, — отреагировал на команду сыщика грузный участковый уполномоченный, – мне жена форму только вчера постирала и погладила, буду я ещё за ними бегать. Сам лови. Ты уголовка, ты и бегай. Я осмотр писать буду.
С этими словами Зайченко, бесцеремонно распихав собутыльников Коляна, сел на лавку и, расстегнув видавшую виды папку, достал бланк протокола осмотра.
– Гнида толстожопая, – произнес про себя Сивцов и третий раз за день плюнул, теперь уже вдогонку разбегавшейся публике. – Хрен с ними, – сказал он уже вслух. – Пусть их Фадеев теперь собирает, его территория. Давай, Зайченко, пиши осмотр, а я прокурорского работника вызову. Труп есть, пусть он принимает решение: криминальный или нет. Потом опроси Колю и, как его там, – Егора. Я по парку пройдусь, может, кто что видел.
– Ага, пройдись, Сивцов, – обрадовано проговорил участковый и звучным голосом закончил: – Итак, свидетель номер один, Коля, как твоя фамилия будет?..
Зайченко, насвистывая себе под нос песню группы «Кино» «Группа крови на рукаве», заполнял бумажки, Сивцов рыскал по парку в поиске очевидцев, а Коля и Егор, переминаясь с ноги на ногу, рассказывали участковому все новые и новые подробности происшествия, затаптывая ногами начерченное ивовым прутиком словосочетание.
3.
Дранников Василий Васильевич, опустошая третью кружку пива в баре «Ниже Нуля», расположенного на северной окраине Александровского парка, бередил душу утренней сценой увольнения его из редакции газеты «Светлячок», где он пять лет работал журналистом и, по его мнению, вывел издание на небывало высокий уровень. Отчасти это так и было. Василь, так называли журналиста коллеги по работе, был действительно неплохим работником и толковым парнем. Высокий, атлетически сложенный сероглазый блондин с кучей амбициозных планов оказался как раз той изюминкой, которой не хватало региональной газете. Василий быстро влился в коллектив и своим острым пером разозлил не одного коррупционного руководителя местной администрации, работая во взаимодействии с правоохранительными органами, но вот уже год, как, возомнив себя звездой пера, Василь пьет. И пьет запоями, неделями не появляясь на работе. Сначала это терпели, затем стали наказывать – и в конечном итоге уволили за прогулы без выходного пособия.
– Я ведь великий журналист, – повествовал сам себе Василий Васильевич, заказывая официанту очередные пол-литра «Жигулевского». – Ну ничего. Вы еще ко мне всей редакцией придете, просить, нет, умолять будете на коленях, чтобы я вернулся. И Нинку-секретаршу попросите меня уговорить, чтобы я согласился. – Нинка, красавица бальзаковского возраста, была помощницей директора издательства и, по слухам, спала с ним. – А я еще подумаю.
Заплывшее алкоголем эго рисовало картинки, как в его двухкомнатную квартиру на окраине города директор присылает Нинку, и она умоляет его вернуться, восхищаясь талантами журналиста…
– У вас свободно?
Вопрос застал Василия врасплох, и следующий глоток пива не дошел до рта, расплескавшись по плиточному полу большой мокрой блямбой. Журналист поднял глаза и увидел перед собой импозантного мужчину в черном костюме с белыми полосками.
– Простите, Василь Васильевич, у вас свободно? – повторил мужчина и отодвинул стул напротив.
– Мы знакомы? – отозвался Василь, указывая на стул свободной рукой жестом помещика, приглашающего присоединиться к его пышному застолью.
– Ну, кто же не знает журналиста Дранникова, а точнее Фильетонова. Ведь это ваш авторский псевдоним?
– Ну да. А вы что, тоже из газеты? Что-то я вас не помню… – икнул Дранников и напряг зрительную память, но ничего не выудил из своего пьяного сознания.
– Нет, но я ваш ярый почитатель и поклонник. Каждая статья – это шедевр, чего стоило только разоблачение этого авантюриста, директора ЖКХ.
– Да. Это моя последняя работа была… Я ушел из редакции, – Василь поставил кружку на стол.
– Что так? – изобразил удивление собеседник. – Уволили?
– Ну вот еще, – развалившись на пластиковом стуле, как на троне, процедил сквозь зубы Василь. – Мне предложили место в областной газете «Прибой». Слышали о такой?
– Простите, нет, – проговорил импозантный мужчина и скрестил руки на груди.
– Да вы что?! Это же центральная газета, которую финансирует сам, – Василь поднял палец вверх, закатил глаза, – губернатор области.
– С ума сойти. И как же шеф вас отпустил? – опять вступил в полемику человек в полосатом костюме.
– Ну конечно нет. Неделю уговаривал остаться, но я отказал. Сейчас я взял двухнедельный отпуск с последующим переходом на новое место работы. Мне расти нужно, с моим талантом я далеко пойду.
– Это точно, – поддержал его собеседник. – Послушайте, Василий Васильевич! А не хотели бы вы использовать свой отпуск с пользой?
– Это как? – Василь напрягся.
– Видите ли, уважаемый, я очень богатый бизнесмен, путешествую по стране инкогнито.
– Так, а я зачем вам нужен? – с удивлением глядя на собеседника, проговорил Василь. – А как, вы сказали, вас зовут? – слово «богатый» несколько отрезвило Василя.
– Да. Я не представился. Моя фамилия Ашмодей. Имя моё очень длинное и неудобно выговариваемое, поэтому можете называть меня просто Лаван.
– Вы еврей или араб?
– Нет. Я не иудей и не мусульманин. Но отец дал мне именно такое имя, так что прошу любить и жаловать.
– В школе, наверное, прикалывались над вами… Да ладно, Лабан…
– Лаван.
– Хорошо, Лаван. И… Что вы от меня хотите?
– По большому счету выполнения вашей непосредственной работы. Видите ли, все дело в том, что в каждом городе я приглашаю поработать на меня самого лучшего журналиста. В вашу задачу будет входить описание всего того, что вы увидите или услышите, находясь рядом со мной. Я остановился в гостинице «Гагарин» в трехкомнатном люксе. Вам я сниму такой же люкс напротив, и неделю вы будете постоянно при мне. А еще неделю потратите на то, чтобы описать все увиденное и услышанное вами и направить по электронной почте на адрес, который я вам дам.
– Вы шутите? – Василь отставил кружку в сторону и практически трезвым взглядом посмотрел на Лавана. – Вы понимаете, что эта работа вам обойдется в кругленькую сумму? Я планировал провести отпуск на Мертвом море в Израиле, теперь придется отказаться от путевки. А деньги…
– Мертвое море? – незнакомец улыбнулся. – Ну такой отдых я вам обещаю. А о деньгах даже не переживайте, уважаемый. Вот задаток, – Ашмодей вытащил из нагрудного кармана пачку стодолларовых банкнот и положил ее перед Василем на стол. – Еще столько же получите по окончании работы. Надеюсь, вопрос решен, а посему прошу прощения, но вынужден откланяться, так как очень сильно спешу. Жду вас сегодня к четырнадцати ноль-ноль возле стойки регистрации обозначенной мною гостиницы, там и продолжим наш разговор.
– И что, никаких расписок в получении денег? – Василь тупо смотрел на пачку купюр.
– Да. Я, знаете ли, верю людям на слово. Просто скажите, что вы согласны, и все. Итак?
– Ну…
– Василий Васильевич, я очень спешу. Да или нет?
– Да.
– Отлично. Тогда считайте, что работа уже началась. После моего ухода к вам, возможно, подойдет один ваш знакомый и спросит про меня. Скажите, что видели… Но не говорите о нашем разговоре. Пришел, ушел. Куда – не знаете. И ещё. Не переживайте сильно за него. Все там будем… До встречи, дубль три.
Импозантный мужчина в костюме встал, пожал обалдевшему от такого поворота событий Василю руку, вышел из полупустого бара на улицу и свернул на аллею, ведущую к центральному входу в Александровский парк.
— Дубль три? Это он кому? – Василь огляделся по сторонам и сквозь завесу табачного дыма разглядел очертания дюжины таких же, как он, посидельцев. — Да черт с ним, главное – деньги заплатил.
Больше по этому поводу Василий разум не напрягал. Хотя очень близок был к развязке того, что пронеслось в его затуманенном алкоголем мозгу в минуту секундного просветления.
4.
Тридцати минут Сивцову хватило, чтобы обойти близстоящие скамейки и опросить сидящих на них людей. Как обычно, никто ничего не видел. Совершенно случайно Андрей вышел на аллейку, которая вела к бару «Ниже Нуля».
– Проверю еще этот погребок – и все. Рапорт на пяти листах, регистрация в дежурке и по территориальности Фадееву, пусть мается сам. Видимых признаков насильственной смерти нет, но что покажет вскрытие – это вопрос.
С такими мыслями Сивцов подошел к питейному заведению и открыл дверь, которая тут же впустила его в атмосферу, совершенно отличающуюся от умиротворенного щебета птиц и дуновения ветерка. «Таганка, все ночи полные огня, – лилось из мощных колонок. – Таганка, за что сгубила ты меня…». Андрей окинул взором посетителей: с кого бы начать – и тут взгляд его наткнулся на знакомого журналиста, с кем он вместе пару раз выезжал на происшествия. Дай бог памяти, как его… А. Василь. Точно Василь.
– Привет, Василь, – Сивцов подошел к столу и дружески хлопнул пригубившего новую кружку пива Дранникова по плечу. В результате треть пол-литра волной выплеснулась из бокала и присоединилась к уже имеющейся на полу луже.
– Блин, а поаккуратнее нельзя? – дернулся Сивцов, но узнав каким-то чудом в новом посетители сыщика уголовного розыска, поднапрягся. И уже более мягким тоном проговорил:
– Пиво денег стоит, – и автоматически запустил руку в карман брюк, ощупывая его новое содержимое, напоминая себе, что ему не почудилось и в кармане столько денег, сколько журналист и в руках не держал.
– Да ладно, не злись. Я присяду?
– У нас свободная страна, – промямлил Дранников.
– Узнаю журналистские приколы. Слушай, Василь. Я тут расследование одно веду. Скажи, не заходил сюда мужик лет сорока-пятьдесяти в черном полосатом костюме?
Дранников поперхнулся пивом и закашлялся, но сыщик не придал этому особого значения. Пьяный человек, что с него возьмешь. Везет ему сегодня на алкашей.
– А что? Натворил он чего?
– В убийстве подозревается.
Дранникова качнуло из стороны в сторону. Такого он точно не ожидал услышать. Но сжав в кармане толстенную пачку денег, произнес, как ему и сказали:
– Да вроде заходил, подсел ко мне за стол, хотел пообщаться, но потом вдруг как ошпаренный вскочил и ушел.
– Куда ушел? – Сивцов заерзал от нетерпения на стуле.
– А я знаю? На улицу вышел и пошел.
– А что говорил? Ну, Василь, вспомни.
– Так нечего мне вспоминать. Попросил присесть – я разрешил. Он меня узнал, говорил, что я великий журналист, хвалил статьи мои…
– Значит, местный…
– Почему местный?
– Да кто вашу занюханную газетенку, кроме местных, читает?
– Не скажи, друг, он сказал, что приезжий, но меня знает. Да меня многие знают. Да я…
– Стоп-стоп. Ты сказал, что он обмолвился, что приезжий? – перебил Дранникова Сивцов.
Василь понял, что сболтнул лишнего, это его не уполномочивали говорить.
– Ну вроде. Слушай, – постарался переключиться на другую тему журналист. – У меня тут тетку родную недавно ограбили, выкопали весь крыжовник на садовом участке, я ей посоветовал «заяву» вам написать. Не знаешь, у кого дело в производстве? Крыжовник достойный, на базаре по пятьсот рублей за куст дадут…
– Чего? Крыжовник? Так это ты, чудила, ей насоветовал в милицию обратиться?
– Эй, полегче, лейтенант. Что значит «чудила»?
– У меня «заява» по крыжовнику твоему, – сдерживая порыв гнева, процедил сквозь зубы сыщик. – Давай про полосатого мне рассказывай.
– Да пошел ты… Вот пусть чудила тебе и рассказывает, а я журналист с именем…
– Слышишь, именитый мой, а в отдел на допрос не хочешь? А то могу на раз- два организовать.
– Не имеешь полномочий. Повестку присылай. Я свои права знаю.
– Ладно, – сменил гнев на милость полицейский. – Протрезвеешь – вызову, поговорим. Скажи, куда пошел полосатый. Исполни гражданский долг в поимке преступника.
– В дверь пошел, – процедил Дранников.
– Сколько минут назад?
– А я помню, – проговорил Василь и отвернулся, давая понять, что разговор окончен.
– Ну ладно, пообщаемся ещё, – отодвигая стул, зло проговорил опер и, резко встав, шагнул вперед.
Кожаная подошва модного туфля черного цвета без намека на микро протектор скользнула по жиже разлитого пива и, протащив носок и каблук по скользкой плитке, подкосив ногу сыщика, уронила тело на пол. Все произошло быстро и неожиданно, поэтому висок, встретивший при падении угол деревянного стола, отозвался острой болью в проломленном черепе и тут же усыпил разум, провалившийся в бесконечную нирвану. Когда тело упало на грязный пол питейного заведения, Сивцов был уже мертв.
«Все там будем…», – пронеслось в голове у Дранникова, и его вырвало прямо на труп лежащего полицейского.
5.
– Остановите здесь, любезный, – импозантный человек в полосатом костюме постучал кончиком указательного пальца по плечу водителя такси и небрежно протянул ему тысячную купюру. – Столько хватит?
– А то, щас сдачу дам, – ответил таксист и полез в задний карман брюк за деньгами.
– Оставьте на чай, уважаемый. Скажите, вы можете ровно в тринадцать пятьдесят пять подъехать к центральному входу гостиницы и забрать меня? Мне нужно в аэропорт.
– Конечно, могу.
– Тогда давайте сверим часы, терпеть не могу, когда люди опаздывают. Заплачу двойной тариф. Итак, на моих сейчас двенадцать пятьдесят одна, – золотой «Ролекс» на мгновение появился из рукава дорого костюма и тут же спрятался обратно, разбудив в водителе такси смешанное чувство зависти и неприязни к человеку, которому в жизни повезло больше, чем ему. – У всего в мире есть своя цена, уважаемый, – голос человека в костюме отрезвил мысленный поток таксиста.
– Чего? – проговорил водитель и с непониманием посмотрел на пассажира.
– Да ничего. Забудьте, уважаемый. Вот вам задаток за ожидание. Вторую часть получите по прибытию на место. Итак, на ваших часах времени сколько? Ага. Вижу. Двенадцать пятьдесят два. Электронные часы всегда точны, – улыбнулся обладатель «Ролекса» и вышел из машины.
– Да пошел ты в ж..пу, хрен моржовый, – прошептал про себя таксист, – конечно, буду, – пропел он наигранным голосом в открытое окно автомобиля вслед уходящему клиенту.
***
Старенький ВАЗ 2105 красного цвета с наклейкой «танки грязи не боятся» проехал на стоянку автомобилей возле гостиницы «Гагарин» и расположился в тени высоких каштанов. Водитель, мысленно примеряя на свою руку шикарные часы недавнего клиента, достал из бардачка пачку сигарет «Космос», закурил и плюнул в окно на проходившую мимо дворовую собаку.
– Че смотришь, бездомная? – процедил водитель такси сквозь зубы, наслаждаясь тем, что плевок достиг цели и висит мокрой блямбой на ухе у дворняги. – Вот так и меня сейчас опустил один перец своим «Ролексом».
Отвернувшись от виляющей хвостом собаки, таксист расплылся в улыбке.
– Я бы и тебе в харю плюнул, полосатый, – уже в полудреме думал таксист. – В аэропорт поеду только по полной предоплате, да еще и цену попрошу поднять: за пределы города ведь ехать. Пусть «лопатник» достает. Гнида богатенькая.
Глаза закрылись, воображение полностью овладело разумом, и водитель уже в золотых часах и полосатом черном костюме открывает дверь большого белого «Мерседеса» своей девушке Таньке и везет её в Крым, рассказывая по дороге, что он не таксист, а работающий под прикрытием ФСБ секретный разведчик Серж 007, но это государственная тайна, и она должна дать честное слово, что никому не скажет об этом…
6.
Дранников посмотрел на часы.
– Тринадцать тридцать пять. Пора. Пройдусь пешком. До гостиницы как раз полчаса ходу. В два надо быть на месте. Чуть прибавлю шаг и успею.
Василь пытался отогнать свежие воспоминания, как он при виде трупа оперативника пулей вылетел из питейного заведения и быстрым шагом устремился в центр парка. Минут через пять, когда одышка дала о себе знать, Дранников остановился, чтобы перевести дух, достал из кармана пачку «Нашей марки» и закурил.
– Вот же незадача какая с пацаном произошла. На ровном месте зашибся. И полосатый этот… Мутный тип какой-то, – мысли так и роились в голове у журналиста. – А может, и впрямь мужик, который деньги дал, как его там, Лабан–Лаван… Может, и впрямь убийца или террорист?
Дранников опять засунул руку в карман, и мысли потекли в другом направлении.
– Да нет, не может быть. С виду порядочный, образованный. Какой он террорист? С полицейским это случайность, надо под ноги смотреть, когда обижаешь уважаемых людей плохими словами. Да и что я теряю? Неделя работы – и гонорар в кармане.
Выкинув ловким щелчком сигарету, особо не заботясь о месте её падения, Василь быстрым шагом тронулся в сторону центра, чтобы успеть к клиенту вовремя.
– Время – деньги. Только они что-то значат в этом мире.
Двадцать минут спустя Дранников подошел к гостинице «Гагарин» и, взглянув на часы, понял, что есть время для перекура. Разочарование постигло журналиста при обнаружении пустого нутра сигаретной пачки. Василь огляделся, увидел перед гостиничной стоянкой автомобилей ларек «ТАБАК» и быстрым шагом двинулся к нему, закрывая рукой глаза от сильного порыва ветра, бросившего в лицо землю с давно не убираемой территории.
– Черт меня забери, – процедил Василь, отплевывая мусор со своего языка. – Ничего не видно, бли…
Слово «блин» так и не слетело с его языка. Непонятно откуда выскочившее такси красного цвета с наклейкой «танки грязи не боятся» подняло его грузный вес на капот, потом бросило на лобовое стекло автомобиля. Последнее, что увидел Василь, – это испуганные глаза водителя и телефон в его руке, который пропищал ответ на СМС, набранное таксистом во время вождения. Тело журналиста перелетело через машину и грузно упало позади багажника. На разбитых часах «Полет» стрелки застыли на «тринадцать часов пятьдесят пять минут».
— Не успел к клиенту, – пронеслось в голове у Дранникова, и сознание потухло.
— Не успел к клиенту, – пронеслось в голове у таксиста. Водитель красного «Жигуля» уже писал СМС Таньке, будущей жене латентного олигарха: «Наберу позже, какой-то чувак бросился под машину».
7.
– Ну, вот и все три актера в сборе, – проговорил импозантный мужчина в полосатом костюме, бросив взгляд на золотые часы. — Что же, ровно два часа, как я говорил. Все трое совершенно разные, так и положено для чистоты эксперимента. Один – малолетний дегенерат-алкоголик, второй –представитель власти с неадекватно завышенной самооценкой и злым языком, третий – журналист, утонувший в тщеславии и зависти. Все со своими амбициями и разным пониманием жизненных процессов. Хм. Надеюсь, хорошее кино получилось…
Эпилог последний и окончательный
– Создатель, как тебе моё кино? В реальном времени озвучено оно. Актеры в нем, – твои создания и, как я говорил, с отсутствием разумного внимания. Живут все в мире грез, фантазий, вожделений, и нет в них места для духовного прозренья.
– Кино? Ах, да, я посмотрел, мне не понравилось оно. Ты снял его сквозь скважину замочного замка, не понимая, что зачатки зла – игра… На них бессмертная душа, примерив личность в данной роли, служила в качестве статиста для того, кому роль главную играть не суждено. Не всем на корабле, плывущем по волнам судьбы из пункта «А» в пункт «Б», быть капитаном… Там есть туристы, официанты и артисты, матросы, повара и мотористы. А есть статисты… Они катализаторы судьбы. Им роль дана в материальном мире пытаться повлиять на выбор тех, кому случилось в основных ролях играть. Стой. Не перебивай… Я понимаю твой вопрос… Статистам есть и свой прогноз. Для них отдельное кино, где в главной роли выступить дано. Раскрыться в жизни той, дарованною мной, в сердечных муках заслужив покой. А посему фильм твой, как я сказал, – пустой. Он не раскрыл картину всю, задуманную мной. И я отвечу почему… а потому, что ты всего лишь мысль в структуре мироздания. И мыслишь ты с позиции того, чего тебе понять дано. Создания мои в конце пути, исправив качества свои, найдут покой израненной души. И счастливы они здесь будут потому, что заслужить покой – не значит получить его бесплатно: хлеб заработанный имеет вкус, отличный от того, что дареным бывает. Вот в этом суть. А кино?.. Сотри его. Ты запустил событий цепь и повлиял на выбор тех, кто главной роли не играл. Ты не туда смотрел, не тех снимал. Твой фильм назад я отмотал. Табачный дым статиста не убрал, а значит, все причинно-следственные связи разрушены одним моим желаньем. И пусть создания решают сами то, что им дано…
Тебе совет: внимательно смотри моё кино! Тогда поймешь, что свято, что грешно!