Бесчисленны, как морские пески, человеческие страсти, и все не похожи одна на другую, и все они, низкие и прекрасные, вначале покорны человеку и потом уже становятся страшными властелинами его.
Н.В.Гоголь
Лагутин Борис Акимович сидел в кресле перед телевизором в квартире на Цветном Бульваре и, наслаждаясь тишиной, курил трубку. Хороший кубинский табак будоражил мозг – возвращая память в прошлое. Дорога длиною в жизнь была неровной, с ухабами, поворотами и хитрыми развязками. Но он ни о чем не жалел, так как это была его дорога. Основную часть пути Лагутин прошел твердым шагом, другую – прополз на брюхе, а на некоторых отрезках продирался сквозь завалы, разгребая их своими руками. В шестьдесят два года Борис Акимович занимал должность заместителя ректора МГУ и безумно любил свою профессию преподавателя. Хорошая зарплата, большая квартира, жена, дети, внуки – жизнь удалась.
Помимо работы Лагутин был страстным путешественником. Особенно притягательными для него были места с суровым арктическим климатом. Снежные исполины, упряжки с собаками – это была стихия доктора наук. Но всему приходит конец. Время активной жизненной деятельности прожито, и в настоящий момент только трубка с табаком да рюмка скотча помогают окунуться в приятные воспоминания.
Что есть жизненный путь: суета отношений, краткие моменты счастья, достижение поставленной цели? Скорее всего, всё, вместе взятое. Вопрос в другом: что там, за тем поворотом, где стоит знак «стоп»? Где дорога заканчивается и начинается… Что начинается? Забвение? Или всё же есть место, где душа находит своё объективное продолжение, реализуя накопленный в мире страстей опыт? Вопрос на миллион.
Лагутин удобнее разместился в кресле, сладко затянулся, выпустил круглое табачное облако и…
***
– Това`ищ, очнитесь. Вы п`остудитесь. Земля ещё сы`ая.
Борис Акимович открыл глаза. Перед ним стоял «интеллигентного вида» человек в кепке и протягивал руку. Рыжая бородка, как нельзя, кстати, гармонировала с его коричневой жилеткой.
– Вставайте же. Дождь недавно п`ошел.
Лагутин осмотрелся и обнаружил, что лежит на красивой лужайке, сотканной из цветущего клевера, посреди хвойных деревьев. Метрах в десяти от него течет бурная река, а за спиной, выпуская из каменной трубы сизый дымок, стоит деревянная изба с резными ставнями.
«Прямо как в сказке», – пронеслось в голове. Избегая прикосновения к руке незнакомца, он встал.
– Зд`авствуйте, – картаво продолжил человек в кепке. – Как вы себя чувствуете?
– Где я? – Борис Акимович с удивлением посмотрел на собеседника.
– А вам не сказали? Обычно сообщают с`азу. Хотя вы без сознания были. Что помните, това`ищ?
– Как что? – наморщил лоб Лагутин.
– Ну, последнее воспоминание? – большие пальцы рук собеседника зацепили жилетку в районе подмышек, а остальные барабанили по пуговицам на груди.
– Сидел дома, курил трубку и… всё.
– Понятно, – раздался тихий голос, и слух резанул кавказский акцент. – Я тоже много курил, поэтому оказался здесь раньше врэмени. Зато встретил старого «боевого товарища», соратника по рэволюции, и вождя мирового пролетариата. Друг мой, я всё правильно говорю?
– В самую точку, това`ищ. Общая идея `еволюции есть уже начало `еволюции, – ответил обладателю акцента человек в кепке.
Борис Акимович повернулся. По поляне размеренным шагом, прищурив глаза, шел «отец народов» и курил трубку. Форменный китель был идеально выглажен и застегнут под самый подбородок. На погонах красовались золотые звезды генералиссимуса.
– Здравствуйтэ, – произнес высокопоставленный военный, поравнявшись с Борисом, и протянул руку.
– Здравствуйте, – Лагутин автоматически пожал крепкую ладонь.
– Ви меня знаете? – и указательный палец левой руки говорившего поскреб гладко выбритый подбородок.
– Вас весь мир знает, – пролепетал Борис Акимович, чувствуя, что потеет.
Улыбка пробежала по лицу обладателя «золотых погон»:
– Это хо-ро-шо, – протяжно проговорил он. – Когда я умер, на могилу нанесли много мусора, но ветер времени смёл его. Увэрен, теперь все понимают, какую роль в истории сыграл я! А теперь скажите, кто ви? – и, подобрав под себя ноги, «отец народов» уселся на траву. – Садитесь, это нэ больно.
– Спасибо. Я постою, – проговорил Лагутин, нервно дергая ногой от непонимания происходящего.
– П`авильно. Гово`ить нужно стоя, чтобы `абочие массы видели ваш целеуст`емленный взгляд и слушали, затаив дыхание…
– Да помолчите, товарищ. Успеете пропагандой заняться. Дайте чэловеку слово сказать. Говори, батоно, ты какой страной управлял? – и генералиссимус вопросительно посмотрел на новенького, трубкой, как пистолетом, целясь ему в лоб.
– Страной? Никакой. Я простой ученый, преподаватель, – выдавливая из себя слова и смотря на именитого собеседника, как кролик на удава, проговорил Лагутин.
– Па`тийный? – вставил реплику человек в кепке.
– Нет. В партиях не состою, но являюсь доктором наук. Люблю путешествовать.
– Странно. Что-то нэ сходится, – проговорил курильщик и выпустил в воздух кольцо табачного дыма. – Здэсь, на этой территории, обитают только диктаторы. Ви, судя по всему, нэ из них.
Доктор наук округлил от удивления глаза:
– Да какой я диктатор?
– Вижу, что никакой, – с явным неудовольствием произнес генералиссимус. – Тогда вопрос: что ви тут делаете?
Ученый посмотрел по сторонам:
– Не знаю. Может, вы скажете.
– А что тут сказать? – послышался за спиной голос, принадлежащий кому-то третьему. – Вы, месье, умерли, pardоn. И попали на планету номер шесть.
Борис Акимович обернулся и увидел… Наполеона!
Бонапарт стоял в дверном проеме и с улыбкой смотрел на новенького. Военное галифе, белая рубаха и до блеска начищенные ботфорты – прямо с картины в Третьяковке.
– Между собой мы называем её «Диктатурия». Сюда после смерти попадают души тех, кто учинял террор и обильно орошал кровью мир человеческий. Здесь собрана «элита» людей, кому и целого мира мало. Теперь пожинаем плоды кипучей деятельности: обуздывая свою страсть к власти в бескрайних просторах Вселенной.
– Господи, а я тут причем? – Борис Акимович слушал и озирался по сторонам, всё ещё не веря в происходящее. – Какая страсть? Какая Вселенная?
– Не гово`ите о Боге. Вы что, ве`ующий? Бога нет! – человек в кепке, как ужаленный, подскочил к ученому. – `елигия – это опиум для на`ода.
– Мon cher, отойдите от ученого, – мягко сказал Бонапарт. – Не слушайте вы его, – обратился он уже к Лагутину. – Вождь считает, что не умер, а спит и, проснувшись, опять пойдет делать революцию.
– И пойду. Меня това`ищи ждут. Без моего п`исутствия ми`овой п`оетаиат не победит загнивающий капитализм.
– Да полноте, – Наполеон усмехнулся и двинулся к компании. – Вы сто лет тут обитаете. Какой к чертям сон. А пролетариат и без вашего участия найдет дорогу к светлому завтра. Истинный героизм как раз и состоит в том, чтобы быть выше злосчастий жизни – это я сказал!
Борис Акимович, скрестив руки на груди, слушал диалог и задавал себе вопрос: «Что я тут делаю?»
Его мысленный посыл прервал громкий крик, а также хохот, раздавшийся за рекой. Ученый посмотрел на диктаторов: те в один голос рассмеялись.
Ой, не могу, – прослезился человек в кепке, – опять Гитле` това`ищам Калигуле и Тутанхамону в ка`ты фофан п`оигал.
– Да, у товарища Калигулы фофан знатный, – проговорил «отец народов» и непроизвольно потер лоб рукой.
– Какой Гитлер? – обернулся в сторону генералиссимуса Борис.
– Обыкновенный. Ефрейтор Шикльгрубэр. Отирался тут поначалу. Скулил, как пёс, что все ми из Европы, примите к себе, я исправился. Но ми, в чудеса нэ верим и его нэ приняли, он к язычникам ушел. Туда ему и дорога.
– Ясно… Скажите, а вы тут втроем живете? – ученый окинул поляну взглядом.
– Вчетве`ом. Това`ищ Пиночет тоже `ешил в па`тию вступить. Сейчас на охоте. А вы будете вступать? – человек в кепке исподлобья посмотрел на доктора наук.
– Не знаю, – пожал тот плечами. – А это обязательно?
– Да оставьте его в покое, – отстранил вождя мирового пролетариата Бонапарт. – Пусть сначала оглядится. Потом сам решит.
– Сам? Не надо, – вскипел отстраненный. – Македонский тоже сам `ешал. Огляделся и соблазнил последнюю свободную женщину, как её там, Фике, Катеньку. И увел, между п`очим, в лес, на постоянное место жительства.
– Cherchez la femme: ищите женщину. Александр молод и красив. Государыня Катрин тоже ничего. А вы что, ревнуете? – с упреком посмотрел на обозленного собеседника Наполеон.
– Нет. Но Катя была членом па`тии, – с обидой проговорил тот и отошел в сторону.
Бонапарт улыбнулся, подошёл к ученому и внимательно посмотрел на него:
– Ума не приложу, что вы тут делаете, месье? – цепкий взгляд корсиканца оценивающе прошелся по лицу Лагутина. – Вам на другую планету нужно.
– Это как? – не понял Борис Акимович. – На какую другую?
– Я слабо разбираюсь в этом, мon cher. Но те лекции, которые читают мистические сущности, посещая нас, гласят о душе, которая сама определяет дальнейший путь. Вы спросите, что такое душа? Я не уверен, что отвечу правильно, но всё же попробую. Приготовьтесь. Сказать намного проще, чем понять. Наличие души нужно осознать и принять, никакие знания тут не помогут. Душа нематериальна. В неё просто нужно верить. А вера, к сожалению, ассоциируется со слабоумием. Вера, мon cher, не в почёте. То, о чём мы с вами говорим, это неощутимая реальность, и с этим нужно считаться. И не нужно бояться смерти, это всего лишь переход из одного состояния в другое.
Наполеон прикрыл глаза и, сглотнув набежавшую слюну, продолжил:
– В нашем случае всё сложнее. Подобное тянется к подобному. Вся жизнь присутствующих тут – это террор, кровь и слезы. Здесь нас собрали, чтобы исправить, а потом решить, где расселить для грядущей жизни. Но вы? У вас, как это правильнее сказать, душа другая, вы не подвержены нашим страстям: чисты перед Вселенским Разумом. По глазам вижу: вы добрый человек.
– Неужели такое возможно? – проговорил Лагутин и дал возможность Бонапарту похлопать его по плечу.
– Конечно, месье, тут и не такое происходит…
Закончить Наполеон не успел. Рядом с ним материализовался человек в белом костюме. Его голубые глаза, бегло осмотрев присутствующих, остановили свой взгляд на докторе наук.
– Слава Создателю! Нашел! – человек в пиджаке направился к ученому и учтиво взял его за локоть. – Простите, Борис Акимович, произошла серьезная ошибка. Дежурный смотритель по недосмотру распределил вас на планету номер шесть. Причина в том, что у вас на жизненном пути ментально прорисовывается слово «Террор». Но смотритель не разобрался, что применительно к вам «Террор» – это вулкан в Антарктиде, который вы в одиночку покорили в две тысячи шестнадцатом году, и все ваши мысли в последнее десятилетие были только об этом. Извините ещё раз. Вам на планету номер три. К ученым.
Лагутин обернулся и посмотрел на новых знакомых.
– Прощайте, – с поклоном сказал Наполеон. – Завидую вам, ученым, как вы, должно быть, счастливы, что прославились, не запятнав кровью своего бессмертия. Идите, месье. Бог вам в помощь. Я уверен: худшее место, чем это, ещё поискать нужно. Аdieu!
– Подождите, – человек в кепке подскочил к доктору наук и сунул ему в карман маленькую книжечку. – Это па`тийный билет. Запомните: с этого момента вы член па`тии и п`едставляете наши инте`есы на д`угих планетах.
– Да-да, попробуйте донести это до сознания масс. Попытка – это не пытка, – пыхтя трубкой, безучастно отозвался «отец народов».
Последнее, что услышал Борис Акимович, был громкий крик: «О, майн Гот!» – и мужской смех.
Ученый улыбнулся: « Кажется, Адольф опять проиграл фофан».
***
Сидя на земле и смотря на небо, человек в кепке мечтательно произнес:
– Това`ищ Наполеон, скажите, а действительно есть такой вулкан – Те“о`?
– Террор? Не знаю. Может, и есть. Нужно было в Антарктиду проситься, когда ссылку присудили. Там бы меня точно не отравили. Но – à la guerre comme à la guerre. На войне, как на войне…
– Хо`ошее название, – не слушая императора, бубнил себе под нос вождь мирового пролетариата. – Как п`оснусь, с`азу скажу на`кому внут`енних дел, пусть вышлет экспедицию и вод`узит там наш флаг. Това`ищ Наполеон, а укусите-ка меня за ухо. Может, очнусь быст`ее.
– Не очнетесь, месье. Мы своё уже откусали…